Николай Носков — о новых альбомах, гумилевском фильме, европейской карьере, Тухманове, Лепсе и «Парке Горького»
30 октября 2012, 10:38, ИА Амител
9 ноября в московском "Крокус Сити Холле" Николай Носков представит
записанный в Германии "промежуточный" альбом — "Без названия", а 18
ноября выступит на той же площадке в составе группы "Парк Горького",
которую покинул 20 лет назад. В преддверии важных концертов певец
встретился с обозревателем "Известий" Михаилом Марголисом.
—
Твой предстоящий столичный сольник заявлен как "новая акустическая
программа". Что это значит: ты представишь абсолютно свежий материал или
акустические аранжировки своих известных вещей?
— Я давно гастролирую только с акустикой. Электричества у меня вообще нет. Сначала работал с оркестром, потом оставил лишь струнный квартет. Но он в определенных моментах создает некую сопливость. Мне не хватало какого-то более мужественного инструмента. И тут я вспомнил о Бахе, который удачно совмещал со струнными орган. Тема сложная, поскольку звук органа своей мощью практически "убивает" струнные инструменты. Но у меня же не классическая музыка, и я нашел в своих авторских темах гармоничное сочетание "Хаммонда" с квартетом.
— Новый альбом ты записываешь в немецком Хайдельберге, потому что там сейчас живешь?
— Нет. Я поехал туда именно для записи "промежуточного" альбома — "Без названия". В нем всего шесть композиций. Одну из них мой немецкий продюсер Хорст Шнебель определил как "мягкий калифорнийский панк".
— Это ту, что ты записал при участии немецкой группы De Phazz?
— Да, международный проект получился. И клип сняли на эту песню.
— Музыканты De Phazz присоединились к тебе просто потому, что живут в городе, где ты записываешься, или есть другие причины?
— Хорст — наш общий продюсер. Он им
как-то предложил послушать мою музыку. Ребятам понравилось, и они
сыграли со мной вместе. Теперь они приедут на мой московский концерт 9
ноября. Просто в качестве гостей. Но в следующем году они, вероятно,
поучаствуют в записи моего большого двойного винилового альбома.
— Раз у тебя появился немецкий продюсер, ты, надо полагать, планируешь развитие и своей европейской карьеры?
— К этому идет. Хорсту сразу понравились
мои баллады, и он предполагал, что их надо перевести на английский и
продвигать. Но по ходу работы над данным материалом решил, что ничего не
нужно перепевать ни на английском, ни на немецком. Подойдет именно
русская версия. "Боже, как печально все звучит, как печально..." —
причитал он сначала, а потом понял, что "это настоящая психоделика".
— В альбоме "Без названия" ты вернулся
к теме "Неоконченное" на стихи Маяковского, которую делал с Давидом
Тухмановым почти 30 лет назад, после того как распался проект "Москва".
— Да, Тухманов нас тогда, сколько мог,
защищал от критики, но однажды собрал в своей квартире на Кутузовском и
сказал: "Ребята, больше отстаивать и продвигать вас я не могу...".
Говорили, что у солиста "Москвы" слишком экспрессивный вокал. Ко мне за
кулисы приходили люди из Росконцерта и просили: "Николай, вы можете
спеть нормально, как поют у нас в вокально-инструментальных ансамблях?".
Потом вообще фашистом стали называть. Наверное, потому, что я носил
кожаные брюки, кожаную рубашку и кожаный узкий галстук.
— Странно, ведь в начале 1980-х тот же
Росконцерт уже активно зарабатывал на гастролях некоторых наших
рок-команд. "Машина Времени" или "Автограф" его устраивали, а "Москва"
под управлением орденоносного члена Союза композиторов Тухманова — нет?
— Наш арт-рок им казался слишком сложным,
грузным. Помню, в Сочи в гримерку к Тухманову ворвалась бабуля с
криком: "Как вы, человек написавший "День Победы", можете содержать этих
фашистов?". Давид Федорович — интеллигент, но тут не выдержал, наорал
на нее и выставил из гримерки. Но все-таки ему пришлось от нас
отказаться. Он сказал: "Если хотите, могу пристроить вас в какую-нибудь
отдаленную филармонию, скажем, в Элисте". Идея как-то никому из "Москвы"
не понравилась. Тогда Тухманов предложил мне развивать сольную карьеру.
Сказал, что у него есть баллада на стихи Маяковского, мы ее записали.
Один раз Элеонора Беляева показала ее в своем "Музыкальном киоске". И
тут же вышла статья в "Советской культуре", написанная, между прочим,
нашим знаменитым режиссером-кукольником Сергеем Образцовым, в которой он
выразил надежду, что эта песня больше на советском телевидении звучать
не будет. Типа не трогайте светлый революционный образ Маяковского.
Тухманов мне опять позвонил: "Что-то, Коль, у нас и с сольной твоей
карьерой не ладится...".
— И эту песню ты вернул в свой репертуар только сейчас. Что стало поводом?
— Как-то странно получилось. Ко мне на
концертах часто подходили люди и напоминали: "Вот вы еще пацаном пели
песню на стихи Маяковского...". В конце концов я решил, что нужно
сделать для нее новую аранжировку и исполнить. Ко мне, кстати, Григорий
Лепс подходил по поводу "Неоконченного": "Коль, продай песню". Я
ответил: "Так она не моя. — А чья? — Тухманова. — А-а, тогда не надо".
Его Тухманов вроде где-то критиковал.
— А ты-то не собираешься возродить альянс с Тухмановым?
— Он сыграл мне года три назад свой новый материал. Это опять песни на стихи наших серьезных поэтов начала прошлого века. Я озадачился сложностью композиций, понял, что над ними нужно работать едва ли не год. А у меня были какие-то свои авторские замыслы, да их сейчас их полно. Так что мы решили с Давидом Федоровичем повременить с совместным творчеством.
— Самостоятельно ты сейчас не хочешь обратиться к стихам больших поэтов прошлого, как в принципе раньше уже делал?
— Нет. Ты вспоминаешь мои песни на стихи
Николая Гумилева, но я их записывал для своего фильма, который вот-вот
начну снимать. Это художественный, полнометражный музыкальный фильм, где
от образа и текстов Гумилева многое отталкивается, но главным героем
является не он. Мне кажется, у нас подобного кино давно не было, со
времени "Романса о влюбленных" (фильм Андрея Кончаловского. —
"Известия"). Выбирая гумилевские стихи, я останавливался на тех,
что написаны словно обо мне. Только мне так не сказать, а Гумилев
сказал. Режиссеры, знакомившиеся с синопсисом, спрашивали: "Коль, ты о
себе, что ли, кино хочешь снять?". Ну, я улыбался в ответ.
— А Ахматова там фигурирует?
— Ну так, чуть-чуть. Мимо проходила...
— После своего сольника в "Крокусе"
ты выйдешь на ту же сцену в составе группы "Парк Горького", отмечающей
свое 25-летие. Все-таки уговорили тебя еще раз объединиться с прежними
коллегами?
— Когда Леша Белов (гитарист "Парка Горького". — "Известия") сообщил мне об идее такого реюниона, я заметил, что в связи с юбилеем и моим появлением в команде еще больше поднимется всякой мути о прошлом: кто кого бросил, кинул, когда ушел-пришел? Кроме того, на английском мне сейчас петь совсем не хочется. Уже надоел этот язык. Поэтому мы договорились, что на юбилее в "Крокусе" я спою, а по другим поводам пусть меня не трогают.
— Но отношения со всеми участниками "Парка Горького" у тебя сейчас нормальные?
— Да все в порядке. Вот Сашка Львов
(экс-барабанщик "Парка Горького". — "Известия") прилетел из Штатов и
постоянно бывает у меня на даче. И с Лехой Беловым перезваниваемся. И с
Саней Миньковым (бас-гитарист "Парка Горького", он же певец Александр
Маршал. — "Известия") давно никакой конкуренции. Это на первых порах нас
как-то сравнивали, а сейчас мы в разных областях работаем. И со Стасом
Наминым у меня, к слову, тоже нормальные отношения. Это между ним и
остальными ребятами вечно какие-то трения. Просто я совсем в своей
стороне, и музыка такая, как у "Парка", меня не трогает, ушло все.
— Но на юбилее предстоит петь именно те, давние хиты группы. Тебе сейчас нужно их хотя бы несколько раз повторить на репетиции?
— Нет. Без репетиций спою. Как говорится "руки-то помнят".
Комментарии 0