Забавные истории: Темная ночь, только пули...

27 октября 2014, 17:17, ИА Амител

В продолжение доброй традиции, предлагаем читателям ИА "Амител" ознакомиться с еще одной забавной историей.

Темная ночь, только пули...

И не сказать, что бабка Настасья была такой уж шибко набожной, нет. Но иконы в красном углу стояли, сколько я себя помню. Там же постоянно горела маленькая синяя лампадка. Я любил смотреть на неё в сумерках, перед сном.
А мать в девках ни в какого бога не верила, а наоборот. Имела весёлый задорный характер, была передовой колхозницей, комсомолкой, ударницей и бригадиром комсомольско-молодежной бригады.


Через это у них с бабкой организовался затяжной конфликт. Мать требовала убрать иконы с глаз долой. Бабка была категорически против. Мать проводила с ней агитационную работу, стыдила, пугала партией, правительством, лично товарищем Сталиным и даже один раз пыталась фальшиво и неудачно заплакать. Бабка за веру стояла твёрдо. Периодически то одна, то другая пытались привлечь на свою сторону деда. Бесполезно. Дед, как Швейцария, сохранял нейтралитет. Только посмеивался в усы. На самом деле, ему было абсолютно пофиг. Ему вообще всё было пофиг, кроме лошадей, бани по субботам, да осколка в правом боку, который ныл к непогоде и мешал ездить верхом.
И так бы эта бабья война и тянулась до бесконечности, если бы не одно роковое событие.


На очередном комсомольском отчетно-перевыборном собрании мать избрали секретарём комсомольской организации колхоза. Тут ситуация совсем уж получалась некстати. Что б у комсомолки, бригадира, секретаря - в доме иконостас? Да это ж курам насмех! И мать поставила вопрос ребром. Дело дошло до скандала.
- Да мне из-за тебя людям в глаза глядеть стыдно! - кричала мать.
- А мне из-за тебя - нет. - спокойно парировала бабка.
И тогда мать в сердцах брякнула:
- Ах так?! Я твои иконы ночью возьму и спалю, к чертовой матери!
- Токо попробуй! - взвилась бабка и погрозила дочери костылём.
- А вот посмотришь завтра! - крикнула та и, хлопнув дверью, поскакала заниматься своей комсомольско-молодежной ерундой.


Дело было к вечеру. Бабка осталась дома одна. Дед торчал на конюшне, мог прийти заполночь, а то и совсем не прийти.
Бабка обиходила скотину и стала собираться ко сну. На душе было неспокойно. Зная вздорный и упрямый характер дочери, она не сомневалась, что та и вправду может ночью сунуть иконы в печь. И бабка решила отстаивать свободу совести и вероисповедания до конца. Шансы у одноногого инвалида против шустрой молодой девки были никакие. Это бабка понимала. Тогда она открыла сундук и достала дедово ружьё. Там же нашла два снаряженных солью патрона. Погасила свет и устроилась в углу на диванчике. Акурат напротив иконостаса.
Брехала где-то собака, вдалеке за околицей смеялись девки и играла гармонь, уютно мерцал огонёк лампады, бабка прикрыла глаза...


Очнулась она оттого, что свет лампады метался по комнате. Кто-то стоял на табуретке, снимая иконы. Одну, вторую...
Бабка перекрестилась на задницу, которая загораживала ей святые лики, подняла ружьё, сказала: "Прости мя, Господи!" - и не целясь, навскидку, шарахнула с двух стволов. Впрочем, расстояние было такое, что промахнуться она не могла.
- Уйёоооо!!! - нечеловеческим голосом заорал дед, бросил иконы и схватился за задницу.
Бабка выронила ружьё и упала в обморок.


Вечером дед выпил с мужиками по маленькой и совсем уж было собрался заночевать в конюшне, но желание закрепить результат стопочкой-другой перебороло лень. Он собрался и пошел домой. Заначку дед держал в самом на его взгляд надёжном и остроумном месте. За иконами. А что? С одной стороны - никто не полезет, с другой - всегда под рукой. Ну, откуда ему было знать, что именно на сегодня его бабы назначат генеральное сражение в своей затяжной идеологической войне? Да ещё с применением огнестрельного оружия!
Дед сидел голой задницей в тазике с водой, тихонько подвывал и периодически анестезировал себя внутрь оказавшейся весьма кстати заначкой. Сделав добрый глоток, он затягивал, стараясь перекричать боль:
- ...В тё-о-о-о-мную но-о-очь ты, любимая, знаю, не спи-и-и-ишь... И у детской кроватки... С ружжо-о-о-ом!!! Ты меня поджида-и-и-иш-ш-ш...
Он был уже изрядно пьян, дед. Речь его становилась несвязной. Он делал очередной глоток, смахивал набежавшую слезу и затягивал снова:
- Я шол к тебе четыре го-о-ода, я три держа... Три! Три войны! Белые меня хотели убить... Фашысты... Ты хоть знаешь, скоко меня фашыстов хотело убить? Мильён!!! Мильён фашыстов меня хотело убить! Меня! И х..й! Х..я им! А родная жена бац - и... Да куда! Прямо в ёптвоюмать!.. Я завтра помру, что люди скажут? Напишут - тут покоится Грегорей! Красный командир! Орденоносец! Герой войны! Убитый своёй бабой из свово ружжа в свою жо... О-о-ой, какой позор!..
- Да помолчи ты, герой-орденоносец! - махала на него тряпкой проходившая мимо бабка. - Ишь, чево удумал! Бутылку за иконы прятать! Вот Господь-то тебя и наказал!
- Он в двадцать девятом! У-у-й!... В двадцать девятом он меня наказал! В двадцать девятом! Когда я тебя дуру в жены взял! Тё-о-о-о-мная но-о-очь, то-о-олько пу-у-ули...


Где-то, наверное через год после смерти бабки, мать потушила лампадку, сняла иконы и убрала их в сундук.
- Зачем она иконы убрала? - спросил я вечером у отца.
Вот тогда он и рассказал мне эту печальную историю.

источник



Комментарии 0

Лента новостей

Новости партнеров