Павел Санаев: «Я был раздолбаем, когда писал «Плинтус»

Сейчас он выпускает "Хроники раздолбая" - о том периоде, когда писал "Плинтус". Поняв, насколько чревата автобиографичность, Павел уклончив: "Новая книга - не мемуары, а настоящий роман. Он лишь отчасти про меня и больше о людях, которых я встречал".

"...НУЖНЫ ДОХОДЯГИ - СОБАК КОРМИТЬ"

...На следующий день Раздолбаю исполнялось девятнадцать. Родители, точнее, мать и отчим, заранее сделали ему подарок и уехали на книжную ярмарку во Францию... Трехкомнатная квартира на Садовом вторую неделю была в полном распоряжении Раздолбая, но это лишь питало его грустные мысли. Наливая кофе, он в который раз думал, что свободная квартира - это повод позвать друзей, пить шампанское, танцевать, обнимать девушек на диванах в полутемных комнатах.

...Выглядел он младше своих лет и был из тех субтильных юношей, в которых есть что-то птичье. Это птичье в себе Раздолбай ненавидел и панически боялся раздеваться на людях. На пляж он не ходил, в баню и бассейн тоже. А вот в военкомат ему пойти пришлось. Там его раздели и выставили в коридор, полный мускулистых организмов. От смущения у Раздолбая пропал голос, и, представ перед комиссией, он с трудом пробулькал: "Призывник такой-то для прохождения медицинского освидетельствования прибыл". Военврачу это не понравилось. Он ткнул Раздолбая меж костлявых ребер заскорузлым пальцем и ­пообещал отправить в Афганистан.

- С Афганистаном опоздали уже, Михаил Трофимыч, вывели наш контингент, - напомнил краснолицый полковник, похожий на краба с этикетки дефицитных консервов.

- Значит, "погранцом" в Таджикистан отправится. Им нужны доходяги - собак кормить...

"УДАВИТЬСЯ, ЧТО ЛИ?"

Родного отца Раздолбай не знал. По воспоминаниям матери, папа считался весельчаком, но семейная жизнь и рождение сына засушили его веселость на корню. То и дело он впадал в тоску и угрюмо молчал по несколько дней кряду.

- Тоска-а-а... - протянул как-то отец, глядя на ползающего в манежике Раздолбая и сидящую рядом с книжкой мать. - Вот же тоска беспросветная! Удавиться, что ли?

- Ну удавись, - ответила мать, не отрываясь от книжки.

Отец вышел из комнаты, снял на кухне бельевую веревку и, привязав ее к верхней петле входной двери, сноровисто смастерил петлю.

- Галь! - позвал он. - Поди сюда!

- Зачем?

- Ну поди, покажу чего.

Мать подошла. Отец накинул петлю на шею и, сказав: "Вот тебе!" - повалился плашмя. Веревка лопнула, как струна, придушенный отец врезался подбородком в ящик для обуви и сломал себе челюсть. В больнице ему связали зубы проволокой, мать каждый день носила туда бульоны и протертые супы, а когда челюсть срослась, подала на развод. Отец не возражал и с тех пор не появлялся...

"Черепа" все поймут"

Дядя Володя переживал за приемного сына, как за любимую команду, проигрывающую 2:1 в полуфинале...

- Я позволю себе ударить тебя только в одном случае - если ты попробуешь спиртное, - заканчивал беседу дядя Володя и задумчиво добавлял: - Может быть, я даже сломаю тебе руку.

Несмотря на угрозы отчима, спиртное Раздолбай попробовал и по достоинству оценил. В середине десятого класса, когда родители ­уехали на три дня, он радостно откликнулся на предложение четырех одноклассников распить на квартире Маряги бутылку медицинского спирта...

- Рюмки пыльные, "черепа" в пять с работы придут, увидят - чистые, сразу поймут, что пили, - объяснил он.

Раздолбай был единственным в компании, кого не ждали дома, и его не сдерживал страх недостаточно заесть запах и быть пойманным. Он резво ушел в отрыв и очень скоро лежал в ванной на приготовленной к стирке куче белья, цитируя дневник блокадницы Тани Савичевой, запавший в память на давнем уроке истории.

- Лека умер... Дядя Вася умер... Мама...

Сказать "мама умерла" Раздолбай из суеверного страха не смог и переиначил дневник по-своему.