Маргарита Бардина из Алтайского края узнала, где похоронен ее дед Григорий Чунихин, через 72 года после его гибели

С февраля 1942-го, когда погиб в нацистском лагере боец стройбата Григорий Чунихин, прошло более семи десятилетий. Но для внучки Маргариты Бардиной он по-прежнему часть ее жизни. Одна из ниточек, связывающих воедино историю простой крестьянской семьи из предгорий Алтая. Загадочное и высокое свойство души – воспринимать как живого давно покинувшего этот мир, порой никогда не виденного тобой человека. Оно заставляет людей совестливых и неравнодушных, не желающих становиться Иванами, родства не помнящими, отыскивать свои корни, узнавать, какими были их деды и прадеды, как им суждено было закончить свою жизнь, пишет "Алтайская правда".

На укрепление западной границы

– 6 апреля 2013 года мне позвонила моя родственница Алла Шмидт (Белоусова) из Германии и сообщила, что она со своим мужем Александром нашла моего деда Чунихина Григория Ивановича, о котором мы знали, что он без вести пропал в первые дни войны на западной границе, – говорит Маргарита Михайловна. – Она рассказала мне, что им удалось найти место его захоронения в лагере для военнопленных в немецком городе Нойбрандербурге, что севернее Берлина. Нашлась его личная карточка с лагерным номером и всеми данными о нем. В ней указано, что он был взят в плен 22 июня 1941 года и умер в этом лагере 27 февраля 1942 года.

Маргарита Бардина принесла в редакцию "АП" записанные ею воспоминания матери – Валентины Григорьевны Чунихиной, дочери Григория Чунихина. Сгинувший на чужбине солдат был родом из села Чайного Чарышского района, за несколько лет до Великой Отечественной войны уехал за лучшей жизнью в Алма-Ату. Там работал на строительстве электростанции, женился, родились две дочери – Валентина и Лидия.

"Перед войной, в 1941 году, отца забрали на шесть месяцев на укрепление западной границы, – вспоминает Валентина Григорьевна. – Он так и писал потом домой: "Укрепляем границу, роем рвы, ставим пограничные столбы. Осталось немного, скоро я вернусь домой".

Когда пришла повестка, это была трагедия в доме. Жили – не тужили мирно, хорошо. Дома все растерялись – один мужик, помощник в доме, остальные – женщины и то забирают. Накрыли стол, собралась родня. Мама все время плакала, да и другим было грустно. И вот отец поднялся и пошел. Мы с Лидой все время крутились возле отца. Он нас очень любил, играл с нами, таскал на спине, вставал на четвереньки, и мы катались на его спине. Мне было в то время три года, а Лиде – два. Он стал с нами прощаться, а мы убегали от него, прятались, думали, что он с нами играет. Он нас догонял, хватал, целовал, плакал, прощался ненадолго, а оказалось – навсегда.

Под лавиной войны

Согласно мобилизационному плану, утвержденному в феврале 1941 года Советским правительством, Наркомат обороны и Генеральный штаб приняли решение о проведении крупных мобилизационных мероприятий под видом больших учебных сборов. Было призвано 800 тысяч военнообязанных для доукомплектования приграничных военных округов, в строительные батальоны, для строительства укрепрайонов в приграничных зонах. По этому мобилизационному плану был призван и Григорий Чунихин.

Его судьба, как и судьба большинства его товарищей, призванных из запаса военных строителей, возводивших оборонительные сооружения на западных границах страны летом 1941-го, была трагической, и по сей день сказано об этом очень и очень мало. Их первыми стерла лавина великой войны.

Из имевшихся на 22 июня 1941 года в Северо-Западном, Западном и Юго-Западном округах 74 строительных батальонов на 29 июля насчитывалось 37.

Судьба военных строителей, оборудовавших укрепрайоны на западной границе, сложилась трагично и практически не нашла отражения в военно-исторической литературе. К примеру, из 37 строительных батальонов Прибалтийского Особого военного округа, преобразованного с началом войны в Северо-Западный фронт, удалось вывести менее половины – 6. Безоружные люди, конечно, не могли оказать организованного сопротивления лавине немецких танков.

А о том, что они были практически безоружными, можно судить по распоряжению начальника штаба Северо-Западного фронта генерала П. Кленова, отданному утром 22 июня 1941 года командарму 8-й армии генералу П. Собенникову: "Сегодня из Риги в Шяуляй будет доставлено машинами 10 тыс. английских винтовок и 2 млн. к ним патронов. Вооружайте стройбаты, оружие давать только безусловно преданным бойцам".

У Пяти Дубов

"Никто не знал, сколько протянется война и когда закончится, – говорится дальше в воспоминаниях Валентины Григорьевны. – Люди как-то сплотились. Если кто-то получит весточку, собирались и читали всем. Во время войны жили бедно, получала мать паек хлеба и на нас, наверное, тоже получала. Работала много, мы ее и не видели, только утром вставали, а ее уже нет, а кусок хлеба лежит на столе. Так мы узнавали, что мать была дома.

Я жизнь с отцом и не помню, только по рассказам матери, она всегда говорила, надеялась: "Он нас бы не бросил, он вас очень любил, он бы вернулся к нам, это он находится или в плену, или где-то, что нельзя вырваться и приехать". Ходили слухи, что пленных пересылают в другие страны, что там у них другие семьи, но мать не верила, всю жизнь ждала. Она уж теперь никогда не узнает, где он сгинул, хотя говорят, что на том свете души встречаются. Те, кто ушел от нас, там живут вместе"…

Маргарита Бардина рассказала, что в августе прошлого года она встретилась в Барнауле с Анной и Александром Шмидт – Белоусовыми (дочь и зять Евдокии, сестры Григория Чунихина), которые приехали в отпуск из Германии, и передала им землю, привезенную из села Чайного. Позже она получила от них письмо.

"Мы заехали на мемориал, который находился на окраине посёлка Фунфайхен (Пять Дубов) рядом с городом Нойбрандербург. По дорожке навстречу нам шла семейная пара пожилого возраста. Остановились, разговорились. Женщина рассказала, что её семья жила во время войны в этом посёлке и, несмотря на то что ей было пять лет, она всё помнит.

Рассказала, что задолго до войны на окраине этого посёлка был построен танковый полигон с боксами для техники, который и был во время войны переоборудован в лагерь для военнопленных. Сначала в этот лагерь поступали пленные из Европы, а летом 1941 года – из России. Наши военнопленные находились под открытым небом. К осени они сами рыли себе землянки. Голодные, оборванные, промёрзшие, умирали сотнями за колючей проволокой. Немцы, жители посёлка, приходили в лагерь, приносили вещи и продукты, бросали через проволочный забор. Под предлогом, что им нужны помощники по хозяйству, просили дать 2-3 человек, чтобы хоть кому-нибудь облегчить жизнь, забирая их домой.

Мать этой женщины рассказывала, что она выпросила одного парня, он оказался польским лётчиком, а вот русских военнопленных не отпускали. Прощаясь, эта женщина сказала, что регулярно приезжает сюда. В числе погибших в этом лагере были и немцы.

Мемориал очень ухожен. На поляне, как уставшие солдаты, стоят каменные кресты. На каждом выбит свой год, от 1941 до 1945. Это обелиски погибшим. У основания креста с датой "1942" мы высыпали землю, которую привезли с собой, в форме креста. А на сам обелиск по нашему обычаю положили печенье и конфеты, как обычно мы делаем у себя на родине, в России, когда поминаем умерших.

Я рассказывала Григорию всё, что приходило на ум, про сестёр и братьев, про его семью, что жила в Алма-Ате, откуда он ушёл на фронт. Рассказала ему, что на Алтае живет его внучка Рита, она дочка его дочери Валентины, и что она была на его родине в селе Чайном и поставила там поминальную свечу ему и его брату Афанасию, погибшему на фронте в феврале 1943 года. Потом мы просто посидели молча, попрощались и ушли".