Семь последних слов, или Царапины на стене Никольского храма

Сегодня мы публикуем четвертое письмо Устима из цикла "Семь писем к другу" - специальный проект "Афиши.амик.ру". Приятного чтения!

Семь последних слов

Друг мой! Здравствуй.

Твои находки в столичных архивах по азиатским окраинам Империи – впечатляют. Спасибо и за подарок – "случайно выпавший с полки" текст. Мала страница, а в понимании отношений метрополии и "Сибири как колонии" дорогого стоит, история повторяется. Вот и тебе очередной фрагмент из жизненной рукописи, где история города переплелась с современностью.

Помнишь, я писал тебе про раздавленный жарой июль, как мы прощались с другом. Время стало вязким – липкое чувство бессилия, невозможности чего-либо изменить и ты, опираясь на зыбкий парапет действительности, заглядываешь то ли в себя, то ли в открытый колодец бесконечности. Оплавленные дни наполнились разговорами – насущными и праздными, пустяковыми и важными: о цене на хлеб, о каких-то нелепых выставках, модных писателях, жаре и России, стоящей на краю. О пагубном молохе либерализма и его безжалостном детище – вороватом капитале. В разговоре сам собой повис вопрос, а знаем ли мы человека новой формации, как-никак ему теперь на правах победителя принадлежит город. Это он выкинул на помойку императивы Нагорной проповеди и тех, кто строит жизнь по законам христианской этики, это он вытер свои жирные пальцы о Моральный кодекс открывателей Вселенной. Все под спудом новой морали, все осмеяно и уничтожено новым человеком. Так что же он сам принес в поверженный город, какие скрижали достал из своего ковчега завета? Каковы его заповеди, по которым обязан жить город? Кто, он?

Тем июльским днем мы поджидали священника Никольской полковой, взявшего на себя исполнение важной службы. День был жарок, город пылен и мы спрятались в тени дымчатой терракоты. Тут-то и обнаружились на левом углу Храма необычные процарапины. Давно тому назад мальчишки, стоящие на посту, одним росчерком отметили интервал своей жизни от призыва до дембеля, рассказали о малой Родине, откуда долг привел их в Барнаул: кого из Тюмени, кого из Владика, а кого из забытого теперь Кировобада образца пятьдесят шестого года. Эти надписи остались нам в наследство от безымянных часовых, хранивших здание полкового храма. Храм вернулся, а мудрая община не затерла приметы времени, сохранила по нам грядущим. Все оказалось промыслительно.

А вот другие надписи, не меньшей исторической силы, очевидно уже утеряны. Помнишь ли ты знаменитую "Арку НКВД"? Как предусмотрительно мы сфотографировали с тобой каждый ее сантиметр, уже тогда понимая, что важный объект городской культуры находится под угрозой.

Помню твои слова, что этот культурный артефакт города в первой пятерке, что трудно отыскать нечто более значимое по концентрации исторических смыслов для города, нежели "Арка НКВД". Ты знаешь бытовавшую некоторое время позицию представителей "новой науки", которые хотели ее выставить в качестве адского символа политических репрессий. Как знаешь, насколько версия ничтожна, самая ранняя надпись датирована началом ХХ века. Совершенно очевидно, что революционеры нашего времени даже не видели "Пурпурную стену страданий", не подходили к ней, однако сама по себе потребность плевать в Советское прошлое, отвратительна, есть в этом свойстве личности нечто нездоровое, пагубное. Все равно, что за утерянную в детстве игрушку, в зрелом возрасте публично разрезать ножницами фотографию родителей.

Арка пережила многое – Революцию, Гражданскую, военное лихолетье. В мирное время в этом тихом дворике на Большой Тобольской жили работницы ближайшего хлебозавода, к пышнотелым Сусаннам бегали все окрестные парни и сластолюбивые старцы, были здесь и склады советских магазинов. Сбитые углы от неповоротливых фургонов мы можем обнаружить до сих пор.

Все пережила Арка, а при новом НЭПе погибла. Когда владельцы мелочных лавок, когда галдящая торговая община улицы Льва Толстого принялась ее чеканить, я пытался достучаться до их родовой памяти, но это оказалось напрасным. Ее у них нет. Меня изгоняли, как в старые добрые времена нэпманы обещали банально побить. Попытка обратиться к тем, кто отвечает за историю города и силой, данной государством, способен влиять на новых варваров, была с еще меньшим результатом.

Итог плачевен – арка тюремной пересылки, из-под которой виновные и безвинные уходили на свою Голгофу – сегодня больше не существует. Вбили в нее каленые штыри современности. Для рекламы виниловых обоев вбили. Погибла у входа и та маленькая надпись четырнадцатого года – "Отец! Прости им, они не ведают, что творят!".

Береги себя.

Твой Устим.

Фото: Данил Антропов