"Благосостояние учителей укрепилось настолько, что вслух об этом и сказать неловко": мнение

69 регионов уже исполнили президентское поручение, заработок педагога здесь превышает среднестатистический. Власти Саратовской области даже не стали проводить очередную индексацию школьного жалованья, поскольку, по официальной статистике, работники образования и так богаче среднего саратовца. "Новая" попросила учителей рассказать об их зарплате и работе в модернизированной школе. Несколько педагогов согласились побеседовать на условиях анонимности и отказались от фотосъемки.

Несоответствие оценки

Школьное здание еле держится на стяжках, на потолке чернеют внушительные трещины. Дедушка-вахтер в черной форме, нахмурясь, требует от входящих паспорт и бахилы. Анна Николаевна, учитель иностранного языка, прикрывает дверь кабинета. За стеной будто шумит море — школьники расходятся после уроков. "Когда возвращаюсь домой, не включаю ни телевизор, ни радио. Хочу, чтобы было тихо".

Спрашиваю, как учителя отнеслись к отмене индексации зарплаты. "Я сегодня в коллективе сказала, что прибавки не будет, — никто даже не вздохнул. Наверное, мы и не верили", — говорит Анна Николаевна. О неуклонном росте благосостояния педагогов власти рапортуют каждый год. Но педагоги видят в расчетках одни и те же цифры.

Анна Николаевна получает 19 тысяч рублей в месяц. Сюда входит оплата за 33 учебных часа в неделю (ставка педагога составляет 18 часов), надбавки за классное руководство, методическую работу и звание. Ее молодая коллега ведет 25 часов, не имеет надбавок и получает 12 тысяч рублей, "притом что у нас престижная центральная школа, полностью укомплектованные классы".

Зарплата учителя зависит от портфолио. "Это талмуды вот такой толщины, — учительница показывает пальцами, — у меня есть мечта: собрать эти папки со всей школы и послать президенту. Для него в Кремле места не останется". В папку надлежит складывать справки о достигнутых успехах — от побед учеников на олимпиадах до участия в субботниках.

Каждый элемент педагогического таланта, зафиксированный в портфолио, скрупулезно оценивается в баллах. Баллы переводятся в рубли по зубодробительной формуле, учитывающей общее количество баллов, набранных учителями школы, и общий фонд оплаты труда. В результате в одной и той же школе цена балла может колебаться от 20 до 100 рублей. С точки зрения прозрачности и понятности расчетов система напоминает игру в наперстки.

Портфолио "на зарплату" надлежит собирать один-два раза в год (в зависимости от школы), "на категорию" — раз в пять лет, сейчас учителя с ужасом обсуждают слух, что периодичность сократят до трех лет. "Это очень нервно, на оформление уходит месяц-полтора. Естественно, в это время педагогу не до детей".

Среди коллег, большинство из которых также работают не первое десятилетие, Анна Николаевна не знает никого, кто накопил бы значимые сбережения. "Квартиру у нас один мальчик купил, потому что он как молодой специалист подошел под социальную ипотеку на льготных условиях. Правда, он в этой квартире не бывает: чтобы отдать кредит, в каникулы подрабатывает в школе ремонтом, а по ночам — сторожем. С утра здесь моется, бреется — и на уроки".

Театр одного репетитора

Марина преподает русский язык и литературу в школе на окраине города.

Найти время для разговора с корреспондентом Марине непросто — сегодня она вела уроки с 9.30 до 17.30. Кроме того, нужно посещать учеников, находящихся на домашнем обучении, заниматься с одаренными и вести классное руководство. Уложив сына спать, в 22.00 Марина садится за компьютер: "Современные дети плохо воспринимают информацию на слух, им нужна картинка. Ищу в интернете презентации, аудиосопровождение, что-то составляю сама. Чтобы подготовиться к уроку с нуля, уходит три-четыре часа". В 6.45 — подъем и снова в бой.

У Марины два выходных в неделю — воскресенье и "методический день" (понедельник). В этот день учителю полагается самосовершенствоваться. На покупку литературы педагогу выделяется 100 рублей в месяц, этого не хватит на одну методичку.

"Времени на себя, любимую, не остается вообще. Читать люблю, но некогда. В течение учебного года не читаю ничего".

Отпуск учительница посвящает сыну, август — ремонту кабинета. Краску оплачивает казна, кисти и ванночки — родители, за малярную работу педагогу не доплачивают.

"Сейчас у меня девятые классы. Очень нужна мультимедийка. Выкручиваюсь: у меня есть ноутбук, дети принесли колонки, хожу по рядам и показываю картинки, — Марина задумывается, чего еще хотела бы, но не успеет получить от триумфально завершающейся модернизации образования. — Шкафы, парты у меня советских времен, а-ля сельский клуб. Зато срублены на века!"

В школе Марина получает 19 тысяч рублей. "Вы думаете, кто-нибудь из нас живет на зарплату? Учительнице нужен либо муж-олигарх, либо — репетиторство и контрольные". У Марины на репетиторстве десять человек. "Я на этом вторую зарплату делаю. Живем на эти деньги. Учительскую зарплату коплю на карточке для крупных покупок".

Марина работает учителем шестнадцать лет, пыталась уйти, была секретарем в строительной компании, администратором на курсах английского, но вне школьных стен оказалось "скучно". "Что дает мне работа в школе? Деньги на существование. Удовлетворения уже не стало. Наш труд не нужен ни детям, ни родителям, — впервые за время беседы она говорит без улыбки. — Многих удерживает в образовании длинный отпуск и собственные дети, пока они находятся в школьном возрасте".

Свет знания. Тариф родительский

Виктория, учитель физики, пришла в профессию через десять лет после окончания университета. Говорит, что "надоело офисное рабство". Наибольшей неожиданностью в работе педагога, о которой не предупреждали в вузе, оказались ученики и объемы макулатуры: "Количество бумаг, отчетов, фотоотчетов, бумажных и электронных журналов".

В 2009 году собеседница пришла в "ободранный, старый и страшный кабинет физики. Оборудование в основном 1960–1980-х годов. Есть экземпляр — хронометр 1941 года выпуска. Нового не было и нет ровно ничего". После разъяснений классного руководителя родители вставили пластиковые окна (64 тыс. рублей), купили дверь (6,5 тыс.), светильник над доской (1,5 тыс.), мультимедийный проектор с колонками (22 тыс.). Кроме капитальных взносов родители платят за охрану, уборку, экскурсии, в фонды класса, школы и т.д. Общение в стиле "дай миллион" понятным образом отражается на отношениях семьи и школы, и дети чувствуют себя не первооткрывателями в стране знаний, а клиентами в конторе, где оказывают образовательные услуги.

В нынешнем году Виктория "устала от безденежья и согласилась на всё" — взяла 38 учебных часов (больше двух ставок), четверть ставки завуча по воспитательной работе, методическое объединение и т.д. Уроки идут до 16.00—17.00, плюс кружки, индивидуальные занятия, педсовет, родительское собрание, а в воскресенье — внеклассная работа. За вычетом налогов получается 25—26 тысяч рублей. Кроме личных, у педагога есть профессиональные расходы: например, нужно распечатывать карточки с контрольными работами для каждого ученика — на домашнем принтере. Картридж стоит 2 тысячи рублей. "Раньше я и бумагу сама покупала. Теперь ее приносят дети, которые не хотят отрабатывать летнюю практику на пришкольном участке".

Техника на грани

Борис Георгиевич из тех людей, которые очаровывают с первого взгляда. Сорок лет и три года он занимается обучением детей. В 2009-м вышел на пенсию, но дома не сиделось, обзвонил учреждения дополнительного образования. Ему объяснили, что ставки сокращены и работы нет. Борис Георгиевич нашел место руководителя кружка в центре для детей из неблагополучных семей. Полное наименование учреждения занимает три строки, собеседник для краткости говорит просто — "детдом".

"Комната для кружковых занятий небольшая. Дети приходят сюда отдохнуть от общества. Представьте: в классе вокруг 20 человек, в жилом блоке столько же, а ко мне ребенок заходит, и я в первую очередь спрашиваю: а что ты, Ваня, хочешь делать?" Выяснить ответ бывает непросто: некоторые подростки не знают названий инструментов, у многих проблемы с концентрацией внимания и мелкой моторикой. "Ну, не может он паять. Зато изумительно пилит!"

Борис Георгиевич с таким вкусом рассказывает о кормушках, скворечниках, моделях маяков, электроплатах и "графических изображениях радиоэлементов", что даже у филолога чешутся руки. "Вы спрашиваете о материальной базе… Просящему Бог подает". Некоторые детали он покупает сам, "подумаешь, израсходую сто рублей, у меня же пенсия есть".

Когда-то Саратов, бывший центром оборонной промышленности, считался раем для юного техника. Борис Георгиевич, работавший тогда в Казахстане, ездил сюда за двигателями для моделей ракет, за топливом для моделей самолетов... Кое-что можно найти на местных базарах и сейчас.

Прищурившись, Борис Георгиевич считает, во сколько обойдется воздушный змей. Нужно 16 метров рейки на 320 рублей плюс специальная длинноволокнистая бумага, "это только один змей, а ведь ребенок должен что-то испортить". Двигатели для действующей модели ракеты или самолета стоят тысячи рублей, поэтому кружковцы ограничиваются стендовыми моделями. Спрашиваю, не должна ли "великая наша держава" инвестировать в развитие технического творчества. Борис Георгиевич, как многие опытные педагоги, с пониманием относится к возможностям властей и ничего не просит: "Государство дает столько денег, сколько может. Вероятно, страна сейчас не настолько обеспечена".

Он ведет занятия по восемь часов в день шесть дней в неделю, по субботам берет выходной, чтобы съездить на ярмарку, где продаются недорогие продукты. Зарплата трудовика составляет 6,5 тыс. рублей. Пенсия педагога, отработавшего больше сорока лет, с учетом статуса инвалида и ветерана труда, немногим превышает 10 тысяч рублей.

От вопроса о деньгах Борис Георгиевич, как многие учителя старшего поколения, отмахивается — "мы не бедствуем". "Самая большая награда в жизни у меня была вот какая. Лет десять назад приходит ко мне мужчина на костылях — потерял ногу в Афганистане. Я его узнал, мой бывший кружковец. Пригласил чай пить. Он говорит: "Я хочу сказать вам спасибо за "Артек". Отец мой был грузчиком на товарной станции, мать — уборщицей". Действительно, мы с этим мальчиком в свое время построили модель планетохода, выставили ее на ВДНХ, и ему дали путевку".

Нынешней осенью в "детдом" к Борису Георгиевичу пришли двое обычных подростков с соседней улицы и спросили, можно ли ходить к нему на занятия. В режимное учреждение посторонних не пускают, и педагог был вынужден отказать. Общедоступного технического кружка в микрорайоне, очевидно, нет.