Тадж Махал: «В 1960-е музыку играли, как дышали»

— Вы выросли в музыкальном окружении — ваш отец был пианистом, мама пела в церковном хоре, но всё же — что стало поворотным пунктом, после которого быть немузыкантом стало невозможно?

— Да не было такого пункта! Музыку тогда играли, как дышали, казалось, что все вокруг музыканты. Другое дело, что зарабатывать этим делом на хлеб я смог только в 1970-е. Наверное, это значит, что я стал профессионалом?

— В конце 1960-х вы играли в группе Rising Sons вместе с Раем Кудером, но она распалась, оставив лишь разрозненные записи, хотя вам прочили огромное будущее. В чем причина?

— Всё как обычно: разошлись во взглядах на перспективы со звукозаписывающей компанией.

— У вас есть сельскохозяйственное образование. Оно вам как-то помогло в вашей жизни, и если да, то как?

— Мое образование, как вы говорите, началось с работы на ферме. Эти три года дали мне возможность заплатить за университет, я покупал себе одежду, книги — но что самое главное, у меня было время поразмыслить над своей жизнью, подумать о музыке, о будущем. И еще: глава семьи, на которую я работал, — он был франко-канадец — научил меня великолепной песне Ma Jolie Blon. Я ее до сих пор иногда пою.

Фото предоставлено организатором Summertime Blues Festival

— Вы один из тех блюзовых музыкантов, кто не боится экспериментировать, раздвигая границы жанра: вы записывались с гавайцами, малийцами, вплетали в блюз вест-индскую музыку, регги, джаз.

— У меня само происхождение смешанное: там и африканцы, и люди с островов Карибского моря, даже индейцы есть среди предков, говорят. Так что для меня это не прихоть и не блажь, а очень личное исследование путей рассеяния моих африканских пращуров. Всюду, где мы оказывались, мы создавали новую музыку — а потом новые музыканты учились уже у нас. И когда я беру, казалось бы, разную музыку и соединяю ее вместе, оказывается, что они изумительно ложатся в один контекст. А записи с малийцами Тумани Диабате и Бассеку Куйате — это отдельная история, это для меня возвращение к корням.

— В 1968-м вы снимались в фильме The Rolling Stones Rock and Roll Circus — и до сих по приятельствуете с Миком Джаггером и компанией. 

 — Это — настоящая рок-группа, я всегда наслаждался их музыкой, их стилем жизни, даже их публикой. И они настоящие друзья. Мы в этом году выступали вместе и, надеюсь, сыграем еще не раз. Они были первыми, кто поверил в меня когда-то, кто протянул мне руку, как равному, — и я всегда буду это помнить. Второй, кстати, была Бонни Райтт — весьма достойная девушка и большой артист.

 — Какую музыку вы слушаете? Следите ли вы за новыми поколениями музыкантов, кто привлекает ваше внимание?

— Музыку я не перестаю слушать, и самую разнообразную. Вот из недавнего, например. Я сейчас джаз больше слушаю, и вот только часть моего плейлиста за последние несколько дней: Кеннонбол Эддерли, Телониус Монк, Чарльз Мингус, Кармен Ланди, Ахмад Джамал, Херби Хэнкок... А о молодых если говорить, то, конечно, мне симпатичен Джей Зи, нравятся Джанель Моне и Бруно Марс, The Carolina Chocolate Drops, The Nichols Bros... ох, я вас сейчас закидаю именами. Много, в общем, хороших артистов. Очень много.

— Что можете сказать о певице Бет Харт, с которой вы разделите сцену в Москве?

— Я давно слежу за Бет, она мне очень интересна, но живьем я ее никогда не слышал. Дождаться не могу!

 — А чего вы ждете от России?

— Про Россию вы мне расскажите! Про Пушкина, например (смеется)! Даже не знаю, чего ждать. Надеюсь на лучшее.