«Вам говядину? Идите к Володе»: корреспондент Лариса Хомайко выяснила, кто и почему торгует на стихийных рынках Барнаула

Рано утром во дворе в центре Барнаула люди с кошелками занимают очередь — ждут машину. Это постоянные клиенты Ольги из пригородного села Черемное Павловского района. Ольга с мужем приезжают на старых "Жигулях", открывают багажник, расставляют в нем, как на витрине, пластиковые бутылки с молоком, пакетики творога, бруски масла, банки сметаны. Цены у них на десять, а то и 20 процентов выше, чем в магазине, но все раскупается быстро. Ольга приезжает сюда 3 года подряд, и люди знают: все у нее свежее и вкусное.

Людей, которые торгуют в стороне от официальных рынков, в Алтайском крае в этом году стало заметно больше. Продают все подряд: от березовых веников и табуреток с резными ножками до домашней колбасы и копченых кур. По данным Алтайкрайстата, год назад доля натурального дохода в структуре ресурсов домашних хозяйств сел и городов составляла 6,9% — это немного, но в Сибири больше только в Бурятии (7,9%) и в Республике Алтай (7,6%). Данных за 2014 год пока нет, но то, что в надвигающемся экономическом кризисе люди все больше надеются на себя, уже заметно. На стихийных уличных базарчиках алтайских городов появляется все больше товаров домашнего производства.

– Эмбарго ввели в августе, к этому времени люди уже собирали урожай, — считает Наталья Чмерева, заместитель комитета по развитию предпринимательства, потребительскому рынку и вопросам труда администрации Барнаула.

По ее мнению, людей, которые захотят зарабатывать с помощью натурального хозяйства, в следующем сезоне станет еще больше. Кроме того, городская администрация готова идти им навстречу.

– Мы всегда зазываем их на ярмарки от администрации города. Участие в них абсолютно бесплатное, — добавила Наталья Чмерева.

– В последнее время садоводческие участки для многих становятся средством выживания, для некоторых — единственным, — рассказал РП Владимир Марков, председатель регионального отделения Союза садоводческих товариществ России.

По его словам, процесс бросания дач остановлен, наоборот, люди, в том числе и молодые, активно покупают участки в садоводческих товариществах. Одни используют дачу для отдыха, но все больше становится тех, кто производит продукты для своей семьи и на продажу. Причем это не только овощи и фрукты. Барнаульские дачники давно выращивают птицу и кроликов, а в последнее время, по словам Маркова, разводят и свиней, и коз, и даже коров.

Виктор Степанович как раз из тех, кто превратил свой загородный дом в производство. Каждый день он приезжает на уличный рынок на окраине Барнаула на своем старом газике, открывает багажник — там разложены румяные колечки различной домашней колбасы, копченые куры, мясные деликатесы. У машины все время толпится народ, хотя килограмм колбасы может стоить 500 рублей (в магазине — около 300 рублей).

– Я беру качеством, — с достоинством произносит Степаныч. — Мне мужики говорят: "Ты, главное, делай нормально, чтобы колбаса из мяса была, а цена — пусть". А если я буду делать, как в магазине, кто у меня купит? Я тут зашел в один цех, вижу: крупы, манка, еще какие-то наполнители. Ребята, а где у вас мясо?

До того, как посвятить себя производству и продаже колбасы, Виктор занимал нервную должность заместителя городского театра по общим вопросам.

– Раз ко мне скорая приехала, два… Потом врач говорит: "Слушай, мужик, а ведь на третий раз мы можем к тебе и не успеть". И я уволился. Поменял квартиру на участок в пригороде, деньги были — купил оборудование, цех построил, холодильник сделал, — вспоминает Виктор. — Но я себе все представлял не так. Я не думал, что будет настолько тяжело. Думал, в цехе у меня будут работать люди, а я потихонечку ковыряться у себя в саду. А получилось: стою тут до самого вечера, вечером в цех. Работаем вдвоем с женой до двух-трех часов ночи. Утром время подошло — опять сюда еду. Выходных не бывает. Но мне теперь обратной дороги нет, я много денег вложил во все это, около трех миллионов. И я не жалею, оно того стоило. Цель-то была не в том, чтобы окупить это все, а чтобы дело было какое-то, чтобы на диване не лежать и в карты не играть во дворе.

Семен Иванов, директор барнаульского Крытого рынка, сам покупает корейку и копченых кур у такого же, как Степаныч, уличного продавца.

– Масштабное производство не всегда дает качество, которое получается у людей, делающих все, что называется, своими руками. Тут, конечно, никто гарантию не даст, потому что товар не проверенный. Поэтому ходишь или к хорошо знакомым продавцам, или по рекомендации, — говорит он.

По словам Иванова, таких людей, как Виктор, в последнее время в Барнауле стало заметно больше, но они идут торговать не на официальные, а на стихийные уличные рынки, потому что "законы начинают меняться не в их сторону". Те, кто стоят на Крытом рынке, работают уже по 15-20 лет. Все остальные распродают свой товар на улице, и таких становится все больше.

– Люди не могут продать у нас то, что они произвели, — говорит Иванов. — Происходит так: человек вырастил свинью, и не может заколоть ее сам, провезти через город мясо, встать на рынок и продать. Для законной продажи мясопродуктов он должен везти свинью в город на бойню. В результате себестоимость мяса заметно возрастает.

На зимнем уличном рынке оживление, несмотря на будний день. Барнаульцы готовятся к Новому году: вертятся около бабушки, выставившей на большом ящике банки с солеными грибами и моченой брусникой, торгуются с продавцом жирных гусей, ищут самое лучшее мясо.

– Вам говядину? Идите к Володе. На нашем рынке это единственный человек, у которого коровы в свободном выгуле, а телята на дососе.

Володя, улыбчивый парень в пушистой шапке, причисляет себя к "экономически активным" деревенским.

Экономическая активность в алтайском селе в последние годы выросла, констатируют на кафедре эмпирической социологии и конфликтологии Алтайского государственного университета.

– Люди все меньше попадаются в "институциональные ловушки бедности", и уже рассчитывают не только на пособия по безработице и пенсии, но и на себя, — говорит Алие Сергеенко, профессор кафедры.

Согласно исследованиям 2013 года, 10% сельского населения края стало получать предпринимательские доходы, для сравнения, в 2002 году было 2-3%. Люди все чаще стараются вписаться в программы служб занятости, еще какие-то проекты и открыть свой небольшой бизнес. При этом алтайское село стремительно теряет свою патриархальность и трансформируется в нечто другое, новое. Алие Мустафаевна говорит, что сельское население отчетливо разделилось на две категории: для одних личное подсобное хозяйство становится хорошим стартом к фермерству, другие держали одну корову "для себя" и сейчас стараются от нее избавиться. Если смотреть по динамике, объем сельхозпроизводства личных подсобных хозяйств растет, хотя количество людей, которые этим занимаются, уменьшилось.

Экономически активный Володя продал огромную телячью ногу и охотно рассказал нам свою историю: жил в городе, окончил Академию экономики и права, уехал в деревню, купил ферму, взял в аренду 700 га земли.

– Вот сейчас хочу выйти на уровень товаропроизводителя, — заявляет он. Володя не боится кризиса и не сомневается в успехе, потому что спрос на продукты, выращенные в экологически безупречных деревенских условиях, все время растет.

– Вон видите магазин? Там мясо промышленного производства, на гормонах, пестицидах всяких разных, геномодифицированных кормах. А сейчас люди стали больше брать то, что выращено в домашних условиях. Эта тенденция пришла из Европы. Выражение такое есть: "грин", — добавляет фермер.

При этом мясо у Володи дешевле, чем в магазине или на официальном рынке.

– Экономический базис заключается в том, что мы не сдаем мясо оптовикам, а сами производим и сами продаем, — говорит он важно. — Оптовикам бы я по 190 рублей сдал, а здесь — по 220 выходит в среднем. А перекупщики повезут мясо на базар, где им нужно заплатить за аренду места, за аренду холодильника, налоги… у них получается дороже.

Рядом стоит пасечник Валерий Павлович из Усть-Алейки. На прилавке, разборном пластиковом столе, мед с разнотравья, с гречихи, с донника; мед с прополисом, мед с пергой, мед в сотах. Трехлитровая банка меда стоит около тысячи рублей, в зависимости от сорта.

– Работы в городе не было, собрался и уехал в деревню, — рассказывает он. — Продал квартиру, думал: заработаю на пчелах да на мясе, а потом новую куплю. Но за полтора года квартиры подорожали в разы, столько мне не заработать, но я не жалею. Жена маленько жалеет — в деревне же работать надо все время.

Массовое увлечение пчеловодством в Алтайском крае началось 5–6 лет назад: оптовая цена меда была 200 рублей, флягу сдавали за 10 тыс. рублей.

– Через год появилось много людей, которые хотели на этом заработать, — рассказывает Валерий Павлович. — У кого-то получалось, кто-то бросал сразу… Потом появился фальсифицированный китайский мед. Он дешевле, перекупщики стали скупать его, а пчеловодам куда деваться? Они тоже стали продавать дешевле. А потом, буквально 2 года назад, продавать мед стали сами пчеловоды. На рынках, на ярмарках стало меньше перекупщиков, зато мед появился качественный. У меня своя пасека, я хочу, чтобы люди брали мед именно у меня, чтобы появлялись постоянные клиенты. И берут: мой мед полностью зрелый, а вдобавок я все время перевожу пчел на хорошие медоносы: донник, эспарцет.

– Это тенденция: выживание сильнейших, — считает исследователь Алие Сергиенко. — В выигрышном положении оказываются те, кто живет ближе к городу, к рынку сбыта, кто не подсаживается на государственные трансферты, кто готов действовать.

Фото: Лариса Хомайко