Истории, которые делают нас лучше: "Во дает!"

А еще было время, когда в доме моем жила агама - довольно крупная серая ящерица с кожаным воротником на шее. Впрочем, серой она была лишь в спокойном расположении духа, когда грелась, допустим, под включенной настольной лампочкой или забиралась на подоконник солнечной стороны квартиры, а вот в минуты довольства она становилась красной, радость же выражала желтым цветом кожи, ну а синей бывала крайне редко, ибо означал сей цвет плохое настроение.

Агама моя не носила никакого имени собственного, не создавала массы неудобств, свойственных диким зверям, оказавшимся в неволе, а просто жила у меня на правах едва ли не хозяйки, и даже по-своему любила меня. Возвращаясь с работы, я не раз замечал в окне ее длинное тело с поперечными темными полосами и по-собачьи свернутым в колечко узким и длинным хвостом. Заметив меня, агама переставала таращиться на солнце и широко распахивала свой воротник, похожий на жабо английских и испанских аристократов времен Сервантеса. Когда же я заходил в квартиру, она с громким стуком падала с подоконника на пол и галопирующим топотом когтистых лапок оповещала о своем желании видеть меня. В щель между дверью и косяком просовывалась острая полузмеиная мордочка, кажущаяся мне любопытной, а потом проскальзывало и все длинное, гибкое, сильное розовое тело ящерицы. Иногда агама выражала свою радость тем, что ловко вскарабкивалась по моим брюкам и рубашке на плечо и там устраивалась вдоль ключицы, чуть покалывая при этом меня своими коготками.

Не раз находил я агаму и в карманах пиджака. Она любила лежать там, плотно вжавшись в полотняные стенки своего убежища, и раздраженно шипела, если я вынимал ее оттуда, делалась синей. Бывало, что я не решался сердить ее лишний раз и выносил в кармане на прогулку. То ли от тряски (попробуйте просидеть долго в кармане пиджака идущего человека), то ли от запахов улицы агама оживала, настроение ее поднималось, и, став желтой, ящерица вылезала из кармана, пробегала по лацкану вверх и устраивалась на моем плече, вызывая восторги встречных взрослых и радостные вскрики детей.

В одну субботу я собрался в кино. На "Виннету сын аппачей", самый тогда популярный в стране боевик. Было прохладно, потому пришлось одеть единственный свой пиджак. В кармане вновь обнаружил ящерицу. Вылезать оттуда гама упорно не хотела, цеплялась когтями в полотно так, что едва не порвала мне карман.

- Ну, и сиди там, - решил я. - На улице, небось, вылезешь.

Но даже на улице она не захотела вылезать из кармана, грозно шипела, когда я попытался помочь ей выкарабкаться на свежий воздух.

- Что ж, - решил я, - пойдем в кино вместе.

До кинотеатра "Октябрь" решил пройтись пешком. По дороге встречал знакомых, здоровался, беседовал о всяких пустяках, как это водится в провинции, заглянул на почтамт, в книжный магазин, в аптеку, купил билет, просмотрел рекламу новых фильмов в вестибюле, после второго звонка отправился в зрительный зал, совсем уж забыв о спящей в кармане питомице.

Фильм оказался динамичным, интересным, я так увлекся сюжетом о подвигах меткого друга индейцев, что и не заметил, как агама выбралась из кармана, перебралась на мое плечо, щекоча шершавым боком своим мне ухо. Потом это место ей разонравилось, и ящерица, оцарапав мне шею, вскарабкалась на мою голову.

Звуки киновыстрелов покрыл истошный женский визг, от которого я вздрогнул - и ящерица тут же скатилась с головы ко мне на колени, а потом быстро проскользнула за пазуху и затаилась там.

Фильм прервался. В зале включили свет. Молодая женщина, сидевшая сзади меня, все еще судорожно распахивала рот и беззвучно пыталась произнести хоть какое-нибудь слово, тыча пальцем мне в лицо.

- Вам плохо? - решил спросить я как можно более участливым голосом,

Она замотала отрицательно головой и ткнула пальцем уже ниже моего лица.

Я почувствовал, как порот рубашки под пиджаком зашевелился, и холодная, шершавая полоска застыла у меня под кадыком.

Женщина завизжала вторично.

Через пять минут женщину отвели в кабинет директора кинотеатра, чтобы там сделать ей какой-то укол, а я вместе с ухватившим меня за локоть администратором отправился в отделение милиции, расположенное в одном квартале от кинотеатра.

Дежурный лейтенант, молоденький узбек с реденькой щеточкой усов под носом и с черными провалами невыспавшихся глаз - запротоколировал наши показания, предложил мне подписаться под протоколом, после чего сунул бумагу в стол, тепло распрощался с администратором, которого знал, оказывается, хорошо и даже называл дядей Кайратом. После чего сделал лицо строгим, спросил суровым голосом:

- Будем оформлять пятнадцать суток?

Мести метлой улицы города в течение пятнадцати дней и спать на нарах вместе с пьяницами и уличной шпаной мне не хотелось. К тому же через неделю я должен быть на семинаре в министерстве в Алма-Ате. Платить взятку за то, чтобы юный милиционер пожалел меня, казалось пошлым.

- За что? - спросило я.

- И тотчас из-за пазухи моей, скользнув между лацканов расстегнутого пиджака, выскочила на стол агама и стремительным броском настигла муху, сидящую рядом с лежащей на зеленом сукне ладонью лейтенанта. Тот от неожиданности вздрогнул, одернул руку.

- Во даёт! - воскликнул он, одновременно и с восторгом, и с испугом в голосе. - Ловкая какая… - добавил уже более тепло; поднял на меня глаза, спросил. - Погладить можно?

Я кивнул. Агама скромно покраснела и уставилась в глаза лейтенанта немигающим взглядом.

Лейтенант осторожно провел указательным пальцем о т затылка ящерицы до ее хвоста, удивился вслух:

- Шершавая, - и добавил. - Словно металлическая.

Агама покраснела еще сильней и свернула хвост в спираль. Она внимательно оглядела синюю с золотыми пуговицами форму милиционера, перевела взгляд на стопку лежащих на углу стола папок и принялась медленно приподниматься на задних лапках, отрывая брюхо от грязно-зеленого сукна.

- Зачем вам… это? - спросил лейтенант, и тут же сам нашел самый нелепый из нелепейших ответ. - Хулиганить?

Говорить о том, что часто бываю в командировках, потому не могу держать дома кошку либо собаку, не имело смысла. Рассказывать о том, как обнаружил агаму у себя в рюкзаке после возвращения из песков, где был занят посевом саксаула, а вовсе не поиском редких рептилий, было бы еще более нелепо. Потому в ответ лишь пожал плечами.

- Зачем тогда в кинотеатр принесли? - спросил тогда милиционер.

Ящерица, дробно стуча когтями по сукну, подбежала к краю стола и уставилась на изрядно грязный пол. Еще мгновение - и она может скакнуть вниз. А там гоняйся за ней по всему отделению милиции. Мысль эта вызвала улыбку, и я ответил:

- Дома в карман залезла, а я не заметил.

- И чато не замечаете? - строгим голосом спросил лейтенант, хотя лицо его заметно прояснилось, а губы даже тронула улыбка.

- Бывает… - признался я, следя вместе с лейтенантом за ящерицей. - А потом в правилах не написано, что нельзя приносить ящериц. Там только про собак…

- В каких правилах? - спросил лейтенант, явно даже не расслышав моих объяснений, ибо всецело внимание его привлекала агама.

- Ну... в правилах для посетителей кинотеатра. Как себя вести, что делать. Я не плевался, семечек не щелкал, не дрался, не кричал.

- Ага. - согласился лейтенант и, оторвав взгляд от агамы, спросил. - Для вас что, отдельные правила надо писать, со списком всего животного мира области?

Пока милиционер все это говорил, агама обежала стол по периметру, остановилась напротив меня и, не остановившись ни на мгновенье, прыгнула мне на грудь. И тут же побежала к своему любимому месту - на правое плечо.

- Во даёт! - вырвалось у милиционера. - Это что - дрессировка?

- Да нет, - ответил я. - Ей так нравится.

Агама потерлась шершавым боком своим о мою шею, словно спрашивая: "Когда мы пойдем отсюда?" Ей было уже не интересно здесь.

- А что она теперь синяя7 - вновь удивился лейтенант.

- Скучно, значит, ей здесь, - ответил я. - Когда у нее настроение хорошее, она красная.

- Ишь ты, - покачал головой дежурный милиционер. - А где взяли? В зоомагазине?

- Нет, - ответил я. - В пустыне. Их там много.

- Да, ну?! - удивился лейтенант. - В нашей пустыне? А как их ловят? На капканы?

В глазах узбека блеснул огонек алчности, потому я сразу же потушил его:

- Агама бегает со скоростью полсотни километров в час, ни один капкан не успевает захлопнуться. Так что ловят руками.

- Что, бегают за ними? - оторопел милиционер. - По песку?

- Ну, да, - нагло продолжил я врать. - За месяц всемером одну только и поймали. Для экспериментов. Потом в зоопарк передадим.

Простая логика поступков, доступная сознанию дежурного отделения милиции, сразу определила степень доверия лейтенанта ко мне. "Ученые - они все свихнутые", - тут же отпечаталась эта простенькая мысль на его лице. Через десять минут мы беседовали уже о других, более прозаических вещах, а агама вновь спустилась на стол и, слопав вторую муху, застыла под настольной лампой в обычной своей позе: враскоряк и опираясь на хвост.

Мы с лейтенантом Муратом Кадыровым как раз рассуждали о том, что нервным людям нет смысла ходить на фильмы, в которых чересчур много стреляют, когда в дежурку вошло некое толстомясое и крупнобрюхое лицо в гражданском костюме, при галстуке, лоснящееся обвислыми щеками и со злыми буравчиками глубоко спрятанных под надбровными дугами глаз.

- Кто это? - спросило у Мурата лицо, ткнув в мою сторону коротким и толстым пальцем.

Лейтенант с ответом замешкался, потому лицо потребовало от меня, глядя, впрочем, куда-то мне за плечо:

- А ну, дыхни.

В пятницу у меня сильно болел зуб, стоматолог обнаружил дупло, но сверлить решил только в понедельник, запретив пока что мне даже чистить зубы. Потому я с величайшей радостью выполнил просьбу хама.

- Х-ха! - дохнул ему в самый нос.

Лицо скривилось.

- Это так… - обрел речь лейтенант. - Знакомый зашел. Он не пьет.

Лицо разинуло пасть, дабы обложить, наверное, и меня, и лейтенанта матом, но тут по сукну стола вновь дробно простучали коготки агамы. Она встала как раз напротив нас, словно предлагая себя в качестве слушателя.

" Чем дело? - как бы говорила ее мордочка. - Кто хочет обидеть моего хозяина?"

Лицо вытаращилось так, что глаза приобрели нормальный размер, но тут же взяло себя в руки, коротко по-матерному ругнулось и, грозно глянув на сжавшегося от испуга лейтенанта, вышло из дежурки вон, оставив после себя лишь хлоп закрывшейся за ним двери.

- Ладно, ты иди, - сказал Мурат. - А то сейчас этот вернется, - показал глазами на дверь, - начнет права качать. Он - из обкома партии. Завтоделом, курирует нас, - полез в стол, вынул давешний протокол, подал мне. - Возьми на память.

- Звони, - сказал после прощания, держа в руке положенную на протокол агаму. - Или лучше заходи в гости… - погладил пальцем ящерицу, она тотчас стала желтой, - … к нам.

Через неделю мы с Муратом провели в моей квартире следственный эксперимент. Посадили вечером на мою голову агаму и направили на нас луч фильмоскопа так, чтобы тень наша была отчетливо видна на стене. А лейтенант ту композицию сфотографировал.

Оживший юрский период смотрит теперь с фотоснимка, висящего у меня на стене в кабинете. На белом фоне страшный хищник пялит на меня глаза, и хищник этот голоден и очень зол.

Помню, когда фотографию мы отпечатали, проявили и, закрепив, повесили сушить на протянутую вдоль всей квартиры бельевую веревку, агама пробежала по стопке испорченной фотобумаги и по проявленным фотопленкам, слопав на ходу муху, а потом застыла на фотографии милиционера в лейтенантской форме, задрав кончик хвоста к самому потолку. При этом она была одновременно и серой, и желтой, и синей, и красной.

- Во даёт! - в который уж раз восхитился Мурат.