Ксения Раппопорт: «Некоторые шутки, которые показывают в прайм-тайм, страшнее мата в миллион раз»

— Вы были на фестивалях и в качестве участника, и в качестве ведущей, на этом фестивале вы — член жюри. В каком качестве вам наиболее комфортно?

— Пожалуй, в качестве участника. Несмотря на какие-то переживания, связанные с твоей работой, есть возможность смотреть работы твоих коллег и свободно общаться с ними. На тебе не лежит груз ответственности за решения, которые принимает жюри. Смотреть по несколько фильмов в день на большом экране — это очень серьезная нагрузка. Фильмы в конкурсе бывают разные. Иногда очень тяжелые, иногда непрофессиональные. А потом надо принимать решения. И ты понимаешь, что есть люди, которые относятся к наградам очень ревностно, и их может это решение обидеть. А что касается роли ведущей, то лично для меня это оказалась довольно тяжелая, нервная работа. Так что комфортнее всего — в качестве участника. А еще лучше — просто гостя.

— А вы сами серьезно относитесь к фестивальным наградам? У вас же их довольно много.

— Я отношусь серьезно к тому, что делаю, то есть к работе. И к работам других. А уж какое место и в каком конкурсе эта работа займет... Не знаю. Мне не кажется это чем-то очень важным. Конечно, выигрывать приятно, но обижаться или расстраиваться, если чего-то не дали, мне кажется, неумная позиция. Это такая сопутствующая нашему занятию жизнь. Но она не определяющая.

— Есть мнение, что фестивальное кино не отражает реальный кинопроцесс, что это такая параллельная реальность для кинематографистов, а зрителям нужно совсем иное. Вы с этим согласны?

— Нет, отражает, конечно. Ты видишь ряд картин, которые были сняты совсем недавно. Это всё равно определенный срез. Понимаешь, на что люди тратят свои силы, деньги, время. Другое дело, что сейчас фильмов снимается всё меньше, а фестивалей становится всё больше. И так как многие фестивали при отборе ставят условие, чтобы показ в рамках программы был премьерный, то получается, что по-настоящему хороших фильмов на всех не хватает. Мне кажется, что не обязательно ставить такое требование, чтобы именно премьерные показы были. Главное, чтобы это были хорошие фильмы, пусть их будет немного. 

— В фильме "Энтропия" из конкурсной программы "Окна в Европу" звучит  фраза: "Авторское кино – это ж..па". Имеется в виду, конечно, артхаус, такое нарочитое самовыражение. Лично у вас нет скепсиса по поводу артхаусного кино?

— Я не очень понимаю такие заявления. Надо, наверное, сначала попытаться самому сделать что-то достойное, а потом заявлять. И категории-то эти довольно расплывчаты — авторское, артхаусное кино… Есть хорошее кино и плохое кино. Хорошее кино — оно всегда авторское. Кинематограф — это территория, на которой без Автора вообще делать нечего. 

— Джеральдина Чаплин, посмотрев на прошлом ММКФ "Шапито-шоу" Сергея Лобана, сказала, что готова сниматься у него даже в роли стула. У вас бывает такое, чтобы вы готовы были пойти на всё ради работы с каким-то режиссером?

— Бывает. Очень редко, но бывает. Что касается Лобана, то у меня это ощущение возникло после "Пыли".

— А среди западных режиссеров есть такие, у которых вы мечтаете сняться?

— Я вообще не мечтаю. У меня нет мечт. Я наслаждаюсь реальностью.

— Тогда поговорим о текущих работах. У вас скоро выходит фильм "Сказка. Есть". Что вас заинтересовало в этом проекте?

— Прежде всего, меня привлекло, что это детское кино, а у нас сейчас с этим делом не очень. Кроме того, снимали это молодые режиссеры, дебютанты (Елизавета Соломина, Константин Статский, Александр Баршак. — "Известия"), с ними всегда интересно работать. Ну и конечно то, что моим партнером был Михаил Михайлович Козаков. Фильм состоит из нескольких историй. Наша история рассказывает про волшебную школу, захваченную злыми силами в виде директора школы в исполнении Михаила Козакова и завучихи, которую играю я. 

— Чья вина, что сейчас мало детского кино? Государства, кинематографистов, прокатчиков?

— Мне кажется, сейчас исчезла задача сделать молодое поколение умным, тонким, чувствующим, сердечным. Как будто на уровне государства поставлена задача вырастить моральных уродов, тупых, агрессивных людей, заточенных только на достижение материальных благ. У меня есть ощущение, что это какая-то программа действует. Посмотрите, что идет по телевизору! У нас, к сожалению, в большинстве домов телевизор включен практически всегда. На кухне, в спальне, может, только в туалете еще не у всех. И он постоянно работает. А дети растут, и даже проползая мимо на четвереньках, они это подсознательно впитывают. Это очень страшно. Я говорю банальные вещи, но это так.

— Что государство должно делать в этой ситуации? Вводить цензуру, иначе распределять финансирование?

— Должна стоять цель вырастить людей, которые хотели бы сделать этот мир лучше — неравнодушных и неагрессивных. Когда поставят такую задачу, наверное, что-то будет по-другому. А пока стоит задача заработать побольше денег, все останется так, как есть. Люди, которые за это отвечают, должны понимать, что телевидение воспитывает. Но, боюсь, они не понимают. К сожалению.

— На этом фестивале, да и на других тоже, нередко показываются какие-то низменные вещи, персонажи порой не знают другого языка, кроме матерного. Это явления того же порядка?

— Я считаю, что некоторые из шуток, которые показывают в прайм-тайм по телевизору, страшнее мата в миллион раз. Пошлость опаснее попыток спровоцировать в зрителе отторжение. Я не против мата или обнаженного тела на экране, если с помощью этого достигается определенная цель и если это сделано художественно. Но если это просто собрались веселые ребята, поматерились, показали голую задницу, записали это все на видео и выдают за артхаус и провокацию общества, то становится как-то грустно и противно.

— Как бороться с тем, что творится на телевидении? 

— Мне кажется, начинать надо всегда с себя. Для начала можно выкинуть телевизор, например. Очень легко говорить: "Государство должно". Ты сам-то тоже что-то понимаешь. Отвечай хотя бы за территорию своей квартиры, и за то, что смотрят твои дети. Это уже будет немало.

— А в интернете вам не видится такой же опасности?

— Видится, конечно. Поэтому я и говорю: кричать, что кто-то должен что-то сделать, бессмысленно. Ну что можно сделать, когда достаточно одного клика, и на тебя всё это обрушивается? Только ты сам можешь направлять себя в этом море.

— Вы интернетный человек?

— Нет. Совсем. Я существую немножко на другой скорости. Меня восхищают люди, которые успевают как-то отражать свою жизнь в Facebook. И есть люди, за которыми мне интересно следить в интернете. Но я это делаю очень выборочно. 

— Вы много играете в театре. Каково ваше мнение о ситуации с Театром имени Гоголя, артисты которого объявили о захвате театра Кириллом Серебренниковым?

— Мне кажется, что Кирилл Семенович, соглашаясь возглавить театр, берет на себя огромную ответственность, огромный труд. И ему, и артистам этого театра будет непросто. Но если они найдут общий язык, это будет замечательно. Может появиться один из интереснейших театров страны. Потому что Серебренников — не террорист, не  узурпатор, а слышащий человек. И главное он — Художник.

— Вы работали с Серебренниковым в кино, но не работали в театре. Хотели бы сыграть в его спектакле?