Алексей Самохвалов: «Хрущеву надо все-таки отдать должное – при нем театр получил хоть какую-то отдушину»

Встретились мы с юбиляром в воскресенье. Но даже в выходной день долгого и обстоятельного разговора не получилось – позвонили из театра: надо на репетицию. В нашем распоряжении оставалось 40 минут. Даже кошка Соня в этот момент нахмурилась: нет хозяину никакого покоя, ни физического, ни душевного. Собрался Алексей Николаевич как солдат после команды "Рота, подъем!". Мы ахнуть не успели, как ветеран войны и сцены оказался во дворе, где его дожидалась "драмовская" молодежь – Лена Кегелева и Александр Шубин. Мужчины так спешат только на стадион и любимую работу…

- Алексей Николаевич, вы на своем веку всего насмотрелись. Какое время переживает репертуарный театр в России?

- Если судить по нашим сибирским театрам, о положении дел в которых я знаю не понаслышке, дела его довольно плохи. Нечто похожее мое поколение пережило в хрущевские времена. В пятидесятые годы русский репертуарный театр был на грани ликвидации. Тогда появилась так называемая бесконфликтная пьеса. Все в ней на уровне "да здравствует" и "ура", а весь конфликт сводился к борьбе "самого хорошего" с "самым лучшим". Ничего плохого в нашей стране не было, все замечательно! Естественно, зритель отреагировал, как всегда, ногами – перестал ходить в театр. Доходило до того, что нам по несколько месяцев не платили зарплату. А потом Никите Сергеевичу и Фурцевой, министру культуры, пришла вообще гениальная идея – заменить профессиональные театры на народные. В Барнауле тогда было несколько сильных народных театров – при клубе Меланжевого комбината, при клубе завода "Трансмаш" и при "Стройгазе". Очень хороший театр работал в Железнодорожном ДК, который потом снесли. Руководили ими артисты театра драмы.

Репертуарный театр тогда был в шаге от краха. Что нас спасло? Либо власти вовремя одумались, либо очень сильное театральное лобби, выражаясь теперешним языком. К тому же стали появляться очень сильные пьесы. Тогда был настоящий всплеск драматургии. "Лениниана" только-только началась. Помню пьесу Корнейчука "Правда". Слабенькая пьеса, в 1937 году написанная. Но в ней появился образ Ленина. Правда, он проходил по заднему плану. "Вождя мирового пролетариата" еще боялись выпускать на сцену… Но даже минутное появление Ленина вызывало бурю аплодисментов. Партия лишний раз убедилась, каким мощным идеологическим оружием является театр. Кино только набирало силу, ТВ с интернетом не было. Поэтому наши возможности использовались на полную мощность. К каждому ноябрьскому и майскому празднику обязательно требовалось поставить спектакль, в котором должны быть заняты лучшие актеры. Это был закон для каждого театра! И что получалось? Торжественное заседание начиналось в восемь вечера. Два часа зал сидел и слушал этот нудный доклад с бесконечными цитатами и победными реляциями. А потом начинался спектакль, который длился по 3-3,5 часа. Но как люди смотрели… С какими просветленными лицами они выходили после спектакля... Как они потом нас благодарили…

Хрущеву надо все-таки отдать должное – при нем театр получил хоть какую-то отдушину, дышать стало посвободнее. Правда, и поэтам бедным от него досталось, и художникам. В целом, трудное, конечно, было время, тяжелое. Комиссии эти бесконечные… Такие тупицы нас контролировали, такие дилетанты! Слушаешь иной раз обсуждение спектакля и думаешь: господи, куда ж я попал, неужели этим долдонам надо объяснять элементарные вещи? И я думаю: как же под таким гнетом серости вырастали такие замечательные, яркие, феерические спектакли, которые страна увидела в 60-70-е годы? Да просто режиссеры были великие! Они виртуозно обходили все углы и ловушки. Вспоминаю анекдотическую историю с режиссером, народным артистом СССР Алексеем Диким. Он ставил "Грозу" в Центральном театре Советской Армии. И в храме, куда приходит каяться Катерина, у него появилась береза. Посередине храма! После сдачи спектакля просмотровая комиссия в недоумении: "Алексей Денисович, что делает в храме береза?" - "Я ее специально поставил". – "Зачем?" - "Вы все равно заставите что-нибудь убрать! Так пусть это будет береза".

Та эпоха родила выдающихся режиссеров и актеров. Нынешняя на такое не способна. Мы превратились в никчемное учреждение. Мы по сути дела выключены из социума. Потому что у власти есть телевидение.

- Юрий Шевчук этому телевидению посвятил хлесткую песню – "Серый боров". "Боров", который "льет густой позитив на тарелки унылых надежд". А почему театр так сдулся? Ну ладно – нынешним идеологам он не интересен, не тот охват аудитории. Но тем, кто еще тянется к настоящей культуре, театр по-прежнему нужен.

- А театр сдулся потому, что мы его сами затоптали и загубили. Подорвались на мине под названием "попса". Она с помощью телевидения задавила вокруг все искусство. Большинство нынешних спектаклей ставится в форме КВН. Главная задача – развлечь зрителя, устроить ему шоу! Режиссер над чем ломает голову: что бы еще такого показать, сплясать, сбацать, выквасить? Я, старик, все повидал на своем веку, думал, ничем меня не удивишь… Но пришел на наш спектакль "Орфей спускается в ад" и ахнул: вот этого не ожидал! Начали показывать в этюдах половые акты в особо изощренной форме. "Камасутра" отдыхает. И главное, режиссер – женщина!

Два дня тому назад выступают на канале "Культура" Михаил Швыдкой и Роман Виктюк. Спорят: нужна ли в театре нравственность? Товарищ Виктюк – по понятным нам с вами причинам – говорит: зачем она, эта нравственность? Искусство должно быть свободно, в том числе от нравственности. Художник имеет право на все. И товарищ Швыдкой почти подпевает ему. Вместо того, чтобы послать его подальше с такими взглядами. Вот так деятели искусства и культуры сами себе роют могилу.

Другая беда заключается в том, что начисто утрачен институт главных режиссеров. А театр без них не может жить и развиваться. Главный режиссер – это стержень труппы, ее воспитатель. Именно он должен определять репертуарную политику. Станиславский сделал МХАТ, Ефремов - "Современник", Любимов – Таганку.

Боюсь, классический русский театр в такой ситуации не выживет. Останутся мюзиклы да антрепризы.

- Вы всегда были горячим поклонником творчества Шукшина. За последние годы ваш родной театр поставил не один "шукшинский" спектакль.

- Я считаю, что они не имеют никакого отношения к творчеству Василия Макаровича. Абсолютно! Даже вполне приличный режиссерский – подчеркиваю, режиссерский! – спектакль "Калина красная". Правильно ему сменили название по настоянию родственников Шукшина.

Не надо ничего выдумывать с его пьесами и рассказами. Все в них уже есть: мысль, душа, нерв, сюжет… Требуется только внимательное прочтение! Вот этот знаменитый рассказ "Верую!"… Зачем переносить действие в баню? Зачем делать попа каким-то паханом? А в следующий раз – чтоб опять удивить и развлечь зрителя – попа на унитаз посадят? Там каждая строчка – золотое дно. А режиссер одну мишуру пытался найти.

- С какими чувствами встречаете свое 90-летие?

- Это печальный юбилей. Именно из-за того, что меня очень тревожит судьба театра, как такового, и нашего Алтайского драматического, в частности. Я работаю последний сезон. Прекрасно понимаю: работать больше не могу. Главное сейчас – проститься 27 марта с теми зрителями, которые меня еще помнят. Играть ничего не собираюсь. Байки буду рассказывать, истории о тех, кого помню и люблю.

P.S.

В начале прошлого века в российских театрах тоже была повальная мода на комедии и "развлекуху". Люди шли на спектакли не за тем, чтобы задуматься над увиденным и сопереживать героям на сцене. Они хотели отвлечься. От повседневных тягот и зарядиться, выражаясь современным языком, "позитивной энергией". Как будто предчувствовали наступающую эпоху великих потрясений.

Байка от юбиляра

Олег Ефремов и Георгий Бурков, если встречались, могли "зависнуть" на несколько суток. Брали спиртное и запирались на несколько суток на квартире Ефремова. А Ефремов в то время мучился – не мог никак найти актера на роль Ленина в пьесе Михаила Шатрова "Так победим!". Где-то на четвертые-пятые сутки загула, тяжким похмельным утром Олег Николаевич пристально смотрит на Георгия Ивановича и вдруг выдает: "Жорка! У меня гениальная мысль! Ленина будешь играть ты!". - "Олег, по-моему, нам пора завязывать!", - машет указательным пальцем Бурков. Эту историю Георгий Бурков рассказал Алексею Самохвалову в Барнауле во время Шукшинского кинофестиваля. Георгий Иванович и Алексей Николаевич подружились в Кемерово, где вместе работали в театре.

Беседу вели Сергей Зюзин и Алена Вологдина.

Фото Виктор Сотников.

Справка

Актерская карьера Алексея Самохвалова началась во вспомогательном составе на сцене Барнаульского драматического театра в сезоне 1936-1937 годов. В 1937-1938 годах он учился в студии новосибирского театра "Красный факел", а с 1939 по 1941 годы - в Алтайском краевом театральном училище. Во время войны служил в Забайкальском военном округе. В конце войны был отправлен на учебу в Московский военный институт иностранных языков.

Работал актером в театрах Фрунзе (1945-1949), Петропавловска-Камчатского (1958-1960), Кемерово (1960-1970), Орджоникидзе (1970-1972), Тюмени (1972-1974). С 1950 по 1958 годы и с 1974 по 2012 годы Самохвалов – актер Алтайского краевого театра драмы. За 45 лет работы на барнаульской сцене Алексей Николаевич создал более 250 ярких сценических образов.

У корифея алтайской сцены много наград. В 2010 году заслуженного артиста РСФСР наградили специальной премией "За честь и достоинство" театрального фестиваля-конкурса "Ново-Сибирский транзит".